[ JULIE SOLBERG ]
Sigyn
германо-скандинавский пантеон
диктор на радиостанции "Голос сирены"
терпит Локиисцеление болезней/ранений и снятие тёмных чар (если они не очень серьёзные); сглаживание конфликтов разной степени тяжести и способность успокаивать людей (почти утеряно и со стороны воспринимается скорее как черта характера).
ЛЕГЕНДА
Бьется как сердце, падает ястребом,
Не разрывая слепые объятия
Только одно, что осталось не сказанным:
— Я не боюсь потерять тебя[indent] Они приезжают в Дарвин вдвоём: светлоглазые, медноволосые, осыпанные веснушками с головы до ног. В первый вечер соседка присносит им тарелку печенья (фальшивое радушие — лучший способ расположить к себе и разузнать побольше) и, дружелюбно посмеиваясь, замечает: "Вы рыжие, как лепреконы! Небось из Ирландии приехали?".
Сигюн мягко улыбается ей, сдувая падающую на лицо прядь: "Нет-нет. Мы из Норвегии".[indent] Вся жизнь Сигюн — история подчинения чужой воле, покорного следования своду неписанных правил, принятия удара на себя и задавливания конфликтов в зародыше. Сигюн никогда не спорит — ей проще кивнуть или промолчать, а затем поступить по-своему. Она росла доброй и почти безотказной, — когда Форсети доказывал свою правоту словом и делом, яростно споря с несогласными, она лишь пожимала плечами, не вступая в бесполезную полемику — мечтала о возвышенной любви (родись она веками позже — читала бы запоем рыцарские романы и примеряла на себя образ прекрасной дамы) и смотрела на каждого с доверчивой уверенностью в том, что мир вокруг неизменно справедлив, а окружающие — милосердны и верны кодексу чести, высоким идеалам и прочим умозрительным конструкциям, позже описанным в трудах гуманистов. Сигюн была накрепко — стальной канат толще её самой — привязана к родителям; в Бальдре и Нанне она видела идеал семьи, то, к чему следует стремиться. Она верила в то, что однажды встретит того, в ком растворится без остатка — так же, как мать растворилась в отце, забыв всю жизнь, что была до встречи с наречённым.
Затем она встретила Локи.
[indent] Их брак не был навязанным, не был договорённостью семей, никто не продавал её тело и душу из соображений выгоды и не требовал от неё послушания, не давил под тяжёлой стопой романтические девичьи мечты. История Плутона и Прозерпины, неравные браки, насильно милый муж — всё это было не для неё и не про неё. Сигюн полюбила — искренне и нежно, готовясь, если нужно, вложить в возлюбленного всю себя, целиком и полностью, выстроить фундамент новой супружеской жизни на собственных костях. Было ли это нужно Локи? Она до сих пор задаётся этим вопросом.[indent] В её распахнутые объятия и гостепреимно раскрытые двери, в её сны и её трепещущее сердце пришёл огонь.
Всё вокруг обратилось в живое, жадное до человеческой плоти пламя. Огонь в руках Локи. Угли в погребальном костре отца и матери, от которых она отреклась, вычеркнув из своей истории детство и юность с неожиданной для всех твёрдостью и решимостью. Пылающие кудри Вали и Нарви, которые она перебирала, когда укрывала одеялом спящих сыновей, целовала их в лоб и с нежностью вглядывалась в их сглаженные спокойствием любимые до боли острые черты. Позже огонь обратился в горстку пепла — его привкус она ощущает во рту по сей день, просыпаясь и собираясь на работу или выпивая по кружке пива с коллегами — каждое прожитое мгновение. Сигюн считает это справедливым наказанием за свой грех — за свою глупость и беспечность, за неистребимую веру в чудо, зародившуюся не в то время и не в тех обстоятельствах. Наверное, и не в том человеке. Быть наивной в Асгарде сродни безумию и самоубийству — и в списке этих безумцев и самоубийц жирным шрифтом выделено её имя.[indent] Сигюн — вовсе не та сильная женщина, за которой пойдут на бой валькирии или чарам которой покорно подчинятся околдованные простачки, в ней нет и никогда не было железного стержня Фрейи или мудрости Фригг. Она воплощала верность, всепрощение, готовность принять любого — не идеальной версией себя, таким, какой ты есть. Робкая и стеснительная по своей натуре, зачастую она вынуждена наступать на горло собственной песне, переступать через себя — когда-то из неё было легко вить верёвки, но сейчас, наученная горьким опытом прошедших лет, она постепенно, словно бы медленно прощупывая илистое дно реки, учится постоять за себя. Из-за этого Сигюн многим кажется бунтующим подростком, эдакой женщиной-ребёнком, не до конца уверенной в том, что именно нужно ей на самом деле. Она закусывает губу и упрямо вскидывает голову, словно вечно готовясь доказать — я выросла, я стала сильнее, я больше не та длиннокосая мечтательная девочка, заглядывающая в рот старшим и боящаяся сказать слово против.
Она приходит на радио не из большой любви к этой работе — всё началось с очередной попытки протеста, на удивление оказавшейся удачной. Каждый (у кого не спрашивали) говорил ей: ты такая добрая, Сигюн, такая заботливая и самоотверженная, тебе бы в сиделки или медсестрой в городскую больницу. Тебе бы наливать суп бездомным и помогать всем страждущим. Тебе бы...[indent] Звонкий голос Джулии Зольберг из радиоприёмника бодро зачитывает прогноз погоды на неделю и желает всем слушателям хорошего дня. Простые смертные не знают причины, но замечают, что после её передачи всегда поднимается настроение, тратят лишние деньги на звонки, — "Хочу передать привет мисс ... от мистера ... и поздравить её с днём рождения" — соседи приветственно машут рукой ("Отличный был эфир вчера!"), когда видят её на улице.
Сигюн закуривает очередную сигарету, задумчиво щурится, устало вздыхает — и остаётся наедине со своей глупой гордостью и верностью, которая не нужна никому, кроме её самой.[indent] Дополнительные факты:
● в последнее время ужасно много курит и постоянно пьёт кофе, оправдываясь тем, что богам рак и инсульт не страшны, а значит не о чем беспокоиться;
● ни разу за все годы брака не изменила мужу;
● до сих пор не общается с отцом и братом. Столкнувшись с ними на улице, делает вид, что не узнала;
● не признаёт это, но подсознательно нуждается в общении и жилетке на случай чего.
Связь: вк/телеграм выдам в лс, если очень нужно
Отредактировано Sigyn (23-05-2018 22:33:04)
